Село Дарна и его храм Воздвижения
Креста Господня в XX веке

Село и Церковь в начале XX века

За труды по строительству нового храма, по донесению благочинного заштатного города Воскресенска Сергея Холмогорова в Консисторию, 29-летний священник Лазарь Гниловский был награжден скуфьей. Из этого донесения, а также из клировых ведомостей храма Вознесения Господня г. Звенигорода, мы узнаем следующие факты его биографии.

Лазарь Косьмич Гниловский родился в селе Знаменском Данковского уезда Рязанской губернии, в крестьянской семье. Обучался сначала в Данковском Духовном училище, потом в Вифанской духовной семинарии. Окончив семинарию с аттестатом 1-го разряда, 19 августа 1888 г. Митрополитом Московским Иннокентием он был определен в священники Крестовоздвиженской церкви в Дарне. В 1893 году был награжден набедренником. 3 августа 1905 г. о. Лазарь был переведен в Вознесенский храм г. Звенигорода, 7 сентября 1915 г. утвержден в должности помощника благочинного 1-го церковного округа Звенигородского уезда. В Звенигороде его застала революция 1917 г.

Церковным старостой с 1897 г. был крестьянин Иван Никифорович Шнапс.

Судя по всему, именно о. Лазарь Гниловский создал в селе церковно-приходскую школу. В 1904 году она уже существовала. До этого крестьянские мальчики должны были добираться до школы в Еремееве. Школа в Дарне была довольно большой, ее посещали дети из Ивановского и Кашина.В школе преподавалось несколько предметов: чтение церковно-славянское и русское, письмо, арифметика и пение (с голоса). Важнейшим уроком был Закон Божий, который преподавал сам священник. Учились в школе только мальчики, грамотность среди сельских женщин тогда была редкостью.

На 1908 год состояние Дарновской церковно-приходской школы и приписанной к ней территории было следующее:

«Дарна -38 дворов, население - 223 человек, детей 7-14 лет - 49, учащихся - 17.

Ивановское в 2-х верстах от школы, 53 двора, население - 281 человек, детей 7-14 лет - 14, учащихся - 10.

Кашино, в 1-й версте от школы, 47 дворов, 263 человек, детей 7-14 лет - 42, учащихся - 6.

Заведует школой священник Александр Добронравов».

О. Александр Добронравов был священником церкви в Дарне после о. Лазаря Гниловского.

Он родился в 1874 г., окончил Вифанскую семинарию с аттестатом 2-го разряда в 1897 г. С октября 1897 по январь 1900 г. состоял на должности учителя в церковно-приходской школе города Вереи. В 1900 г. был определен в священники к Николаевской церкви села Подмостье Дмитровского уезда, где также состоял законоучителем в Марковской земской школе и в Подмостовской школе учителем чтения и пения, вел собеседования с народом.

В августе 1905 г. был переведен на место священника церкви села Дарна, заведующего и законоучителя дарновской церковно-приходской школы.

В 1907 г. благочинный 1-го округа Звенигородского уезда священник Константин Пономарев представил его к награде. В донесении митрополиту Владимиру он писал: «Ведомства моего благочиния Крестовоздвиженской с. Дарны церкви священник Александр Добронравов при весьма хорошем поведении ревностно исполняет свои пастырские обязанности и оказывает большое усердие в деле народного образования, что я, как представитель отделения училищного совета, как благочинный по справедливости свидетельствую. А поэтому, для поощрения его к дальнейшему труду я осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Высокопреосвященством о награждении его набедренником».

В начале XX века Дарна и соседние деревни были обычными сельскими поселениями московской губернии. На грани веков еще никто из крестьян дарновского сельского общества не смог выкупить свой надел, сумма недоимок по выкупным платежам возрастала. В каждом селении (кроме Небогатковой) были запасные хлебные магазины, но пополнялись они неисправно.

Предпринимались попытки применить новые приемы земледелия. В Дарне с 1898 года был введен четырехпольный оборот с посевом травы. Это было важное новшество: трава давала корм скоту, что позволяло лучше удобрять пашню, истощенную посевами льна. Но до настоящего многопольного севооборота дело не дошло. В 1905 году в Кашино попытались сеять клевер семенами, взятыми на земском складе, но из-за непривычки к новой культуре были нарушены сроки, и крестьяне урожая не дождались.

Ближайшее техническое училище было в г. Воскресенске, посещало его 2 человека из деревни Рычковой. Частных мастеров, обучающих детей ремеслу, тоже не было. В каждой деревне были безземельные крестьяне, обычно это были вдовы, старики, нетрудоспособные. Рабочих со стороны на сельхозработы не нанимали, землю обрабатывали сами владельцы наделов.

Поселенные ведомости» Еремеевской волости рисуют следующую картину достатка и грамотности местного населения:

Некоторые крестьянские семьи можно отнести к зажиточным. Так, у Кирилла Лаврикова из Дарны на семью в 9 человек было 2 избы, 6 лошадей и 3 коровы. Он арендовал землю по 12 рублей в год. Никифор Степанов с семьей из 10 человек имел 3 избы, 3 лошадей и 3 коровы. Всего в Дарне у 9 домохозяев было по 2 избы, 10 семей были безземельными. В Кашине 5 крестьянских дворов имели по 2 избы, 9 были безземельными. В деревне Ивановской у 3 хозяев имелось по 2 избы. В Рычкове было несколько крепких хозяев, но часть хозяйств не имела ни лошадей, ни коров. По сравнению с другими деревнями, лежащими поблизости от Воскресенска (Глебово, Избищи, Лучинское, Ябедино), крестьяне Еремеевской волости к 1917 г. были значительно хуже обеспечены пашней и скотом.

В 1914 г. «Сведения о населенных местах Еремеевской волости», поданные в Губернский статистический комитет, сообщают: «Село Дарна, в нем причт и церковно-приходская школа. Занятых постройками дворовых мест в селении 42, мужчин 108, женщин 129, всего 237 человек. Есть водяная мукомольная мельница на речке Даренке, на ней занятых постройками дворовых мест 1, мужчин 4, женщин 2. Еще одна мельница на той же речке при деревне Кашино, на ней 1 двор с двумя жителями. Деревня Небогаткова при небольшой речке Колоколенке, в ней занятых постройками дворовых мест 15, в них 84 человека (35 м.п., 49 ж.п.). В деревне Рычково 32 двора и 153 человека населения.

Этими населенными пунктами ограничивается владение дарновского сельского общества. Кроме того на границе с деревней Ивановской участком земли владеет хозяин кирпичного завода на речке Даренке Дубакин, здесь 2 двора, в них 10 человек м.п. и 4 - ж.п. На границе с деревней Рычковой - мельница московского Рождественского монастыря с 1 двором и 2 жителями. Администрация торгового дома Петрова и К имеет на Даренке при деревнях Ивановском и Алексине шерстопрядильную ткацкую фабрику (занятых постройками мест 5, муж. 65, жен.55, всего 130 человек)». Приблизительно в том же виде (с учетом сокращения населения ввиду призыва на фронт) Дарна и окрестности просуществовали до революции.

Село Дарна после 1917 года. Закрытие храма

Поначалу революция мало затронула северную деревню. Она была далека от театра гражданской войны, и население не сразу почувствовало наступление новой эпохи. Настоящим переворотом всего жизненного уклада стал только «великий перелом», то есть коллективизация конца 20-х начала 30-х годов и сопровождавшие ее репрессии.

Сразу после революции изменилось территориально-административное деление Московской губернии. В феврале 1921 г. был образован Воскресенский уезд (по территории он был больше нынешнего Истринского района). Сохранилось прежнее волостное деление. Дарна и окрестные деревни остались в Еремеевской волости. Председателем волостного исполкома (сокращенно «ВИК») был некто Шнапцев (инициалы неизвестны). Для осуществления теории «смычки» города и деревни практиковалось шефство каких-либо городских организаций над сельскими районами. Шефом Еремеевской волости был московский Межевой институт.

Первые годы советской власти в уезде и речи быть не могло о строительстве новых промышленных предприятий, в лучшем случае продолжали работать старые. Алексинская фабрика (бывшая Петровых) была закрыта в августе 1924 г., стояла 8 месяцев, потом была вновь пущена, но далеко не в полную мощность. «С большим трудом, но все-таки удалось наладить на фабрике производство ваты, закуплено немного машин», - писала уездная газета. В том же году в деревне Ивановской была открыта электрическая мельница. В области сельского хозяйства главной заботой властей стал перевод крестьянского хозяйства на многопольный севооборот с выделением земли под кормовые культуры. Кооперация пока ограничивалась кредитной и сбытовой сферами.

В послереволюционной деревне было неспокойно. После первой мировой и гражданской войн на руках у населения осталось много оружия, и оно пускалось в ход - с целью грабежа и сведения счетов, в том числе и со своей собственной жизнью. В ночь с 22 на 23 октября 1923 г. в деревне Рычково было найдено два трупа - Д.Г. Карелина 20 лет из д. Ермолиной и М.Д. Мишуриной 19 лет. Следствие установило, что они покончили с собой из револьвера «Браунинг», который был найден около трупов.

Во всю процветало пьянство и хулиганство, особенно среди молодежи. «Как только свечереет, - сообщал селькор, - в дер. Ивановское Еремеевской вол. молодежь выползает на улицу «погулять». Соберутся толпой и айда по деревне с гармошкой. Визг, хохот, похабные частушки. Не только люди, а даже стены краснеют. А как только погаснут в избах огни, отправляются парни «на охоту». Залезают в чужие огороды, таскают бороны с одного двора на другой, портят и ломают, что ни попадется под руку».

Формой самоорганизации деревенской молодежи в ту пору были так называемые «избушки». Иногда это были просто места проведения вечеринок под гармошку, но чаще - постоянно действующие притоны на дому у какого-нибудь предприимчивого самогонщика. В статье «Избушки засосали» газета сообщает: «В дер. Рычковой Еремеевской вол. молодежь занимается гулянками да избушками. Хулиганство процветает в деревне вовсю». В качестве альтернативы «избушкам» предлагались избы-читальни. В 1924 г. дошло дело и до Дарны: «Молодежь села Дарны Еремеевской вол. решила организовать у себя в селе комсомольскую ячейку. В этом деле помогли ребятам работницы Воскресенской шелко-мотальной фабрики. Но ребята не остановились на одной организации ячейки. Дружными усилиями, совместно с сознательными крестьянами, оборудовали избу-читальню».

Как оказалось, комсомольские власти рано радовались. Вскоре ячейка сама стала больше походить на злачное место. Из Дарны писали: «Комсомольцы Дарновской яч. РЛКСМ Еремеевской вол. чрезвычайно пристрастились к картежным играм и самогону. На пасхе всю неделю за картами провели. Не отстает и секретарь ячейки - и насчет карт и насчет самогона. Как-то, выпив, завел спор про политику с местным крестьянином, а когда тот стал ему возражать, наш секретарь взял и столкнул его под гору. Это называется «доказал»! Дарновскую ячейку не мешает хорошенько прочистить».lxix Вряд ли в ближайшее время это было возможно сделать.

С началом первой пятилетки власть перехватила инициативу у самогонщиков. В госторговле появилась сверхдешевая водка, которую к тому же разливали не только в стандартные бутылки, но и в маленькие «мерзавчики», чтобы не упускать никакого покупателя. Инициатива пополнения бюджета таким способом принадлежала тогдашнему председателю Совнаркома А.И. Рыкову, его именем в народе и была названа новая водка. Если раньше деревня заливалась самогоном, то теперь его сменила «рыковка».

В основе взаимоотношений новой власти с церковью в первое послереволюционное десятилетие лежал декрет Совнаркома о свободе совести, церковных и религиозных обществах от 20 января 1918 г. Он декларировал отделение церкви от государства и школы от церкви, окончательной же целью было отделение от церкви народных масс, освобождение их от религиозных «предрассудков». Атеизм рассматривался не просто как область пропаганды, а как наука. Предполагалось, что как только население познакомится с его основами, оно само отвергнет религию.

Прямое насилие в отношении церкви было весьма распространено, но часто это были бесконтрольные действия самодеятельных «безбожников». Главные идеологи партии предпочитали при этом оставаться в тени, действуя при помощи секретных распоряжений. Некоторую поддержку в большевистской верхушке получило движение «обновленцев», выступавших за преданную власти, «живую» церковь, но и оно скоро оказалось в забросе.

Служители церкви уже в первые годы Советской власти почувствовали себя неравноправными гражданами. В одном из дел о реквизициях времен военного коммунизма в Звенигородском уезде мы встречаем имя бывшего священника Крестовоздвиженского храма Лазаря Гниловского. В тот момент он уже служил в Звенигороде, но происшедшее связано с Дарной. Исполком уездного Совета 11 октября 1919 г. рассматривал вопрос о «реквизиции т. Богачевым продуктов, принадлежащих священнику г. Звенигорода Л. Гниловскому. Выяснилось, что указанные продукты собирались у граждан д. Дарны». Совет постановил: «Считать реквизированными нормированные продукты, а ненормированные возвратить».lxx Как видим, о. Лазарь даже через 14 лет своего перевода в Звенигород сохранил хорошие отношения с прежними прихожанами, которые снабжали его продуктами в трудное время.

Весной 1922 года по всей России прошла компания по изъятию церковных ценностей. Были мобилизованы войска для поддержки работы комиссий, отбирающих ценности в храмах и монастырях. Предлогом для этой конфискации стал голод в Поволжье. На самом деле только малая часть собранных богатств была направлена на закупку хлеба для голодающих. Практически в каждом храме отбирались все священные сосуды, оклады икон и книг из драгоценных металлов. Из каждого уезда в Москву свозилось серебро пудами, драгоценные камни сотнями и тысячами. При этой реквизиции погибли многие выдающиеся памятники русской художественной культуры.

Вождям большевизма нужно было полное господство над умами людей, и они ни с кем не хотели им делиться. Ждали, что атеистическая пропаганда сделает свое дело. Ее флагманом был журнал «Безбожник». Большие надежды возлагались на всякого рода «чудеса науки», особенно на электричество. «Лампочка Ильича» должна была стать для народа не просто осветительным прибором, она была призвана заменить в его сознании церковную свечу.

В Воскресенской районной газете мы можем встретить немало статей на антицерковные темы. Дежурные сюжеты - пьянство и жадность попов, обман населения всякими ложными чудесами. Сельские пропагандисты знали, что за ними стоит весь репрессивный аппарат революционной власти, и поэтому не заботились не только о правдивости своих заметок, но даже об их правдоподобии.

О «научности» говорить не приходится, даже простая грамотность не далась районным атеистам, их статьи пестрят грамматическими ошибками. Вот образчик этого жанра - заметка «Поповское житье» 1823 г.: «27 сентября в селении Дарно Еремеевской вол. был праздник «Воздвиженка». Отец духовный утром чуть свет отправился с молебном стрелять по мужичкам. Мигом облетал все село и к «водосвятию» ударил в колокол. На литургию собралось многое множество попов, дьяконов, дьячков. Во время литургии настреляли еще порядочную сумму с богомольных старушек. Одним словом, как говорится, с прихожан по лимону - попам на ведро самогону.

Отошла литургия, и попы отправились отдохнуть, «чайком побаловаться», после чая известное дело - по «баночке» хватанули. И в скором времени так нализались, что уж и друг друга перестали узнавать. Но самогон весь вышел, а попам все еще мало. Стали раздумывать, где бы еще достать деньжат на самогон. Решили пройти по селению Дарно со «святой водой». К вечеру наши отцы духовные притащились домой «еле можаху», а с нми и их сынки тоже в дым пьяные». Подписано: «Вездесущий». Автор статейки действительно должен был стать вездесущим, чтобы узнать такие цветистые подробности чуждого ему «поповского житья», которые могли знать разве что сами причетники. Нетрудно догадаться, что все эти сюжеты он просто выдумал по готовым шаблонам журнала «Безбожник».

Появлялись поспешные победные реляции о том, как падает авторитет церкви среди местного населения. «Прохожу однажды я по дер. Рычковой Еремеевской волости, - пишет корреспондент «Голоса деревни». - У некоторых домов поставлены столы, покрытые белой скатертью. Дохожу до крайнего дома, смотрю, выносят иконы, каждую икону несут два мальчика. Догадываюсь, что это молебствие попов. Сзади малышей взрослых идут только два попа. Где же старики, старухи и верующие взрослые? Наверное, они совсем испарились в дер. Рычково. Как видно и в мутной воде для попов рыба не стала ловиться». Однако прошел год, и другой, а церковь все не пустела. ««Воздвижение Христово» в Ивановском Еремеевской волости считается престольным праздником», - с неохотой признается районная газета и пытается представить этот праздник сплошной пьянкой, которая завершается непременной дракой.

Практиковалось публичное «научное» опровержение церковных догматов. Как правило, в деревню приезжал какой-нибудь полуграмотный городской краснобай и при поддержке властей пытался поразить местных жителей псевдонаучными аргументами против религии, а попросту – нахальством. 28 декабря 1925 г. такой «диспут» состоялся в избе-читальне Еремеевской волости. Тема диспута - «Был ли Христос?». «Представитель шефа сделал сначала доклад на эту тему, рассказал, какой вред приносит религия рабочим и крестьянам и как трудящиеся должны культурно-просветительной работой бороться с религией. После лекции выступил священник Дарновской церкви Лазарев. Пел, пел «батюшка», старался всеми силами «покрыть» лектора. Но не удалось ему это. Лектор ему такие вопросики задавал, что «батюшке» оставалось только молчать. Были, правда, темные женщины, главным образом старухи, которые мешали лектору говорить, галдели, как вороны, и строили «умиленные» физиономии, когда говорил «отец духовный». Но сознательные крестьяне встали на сторону лектора. В результате диспута было вынесено предложение - просит шеф (так в тексте) больше обратить внимания на работу по раскрепощению трудящихся от пут религии, этого дурмана для народа».

Антицерковная пропаганда шла плохо. Еще в середине 30-х годов воинствующие безбожники сетовали на невосприимчивость населения к их лозунгам. «Дело в том, что крестьяне Истринского района десятки лет воспитывались всякого рода проповедниками: попами и монахами Ново-Иерусалимского монастыря. Влияние поповщины и по сейчас еще сильно среди отдельных слоев отсталых колхозников», - вынуждена была признать районка.

Не дождавшись победы атеистической идеологии и добровольного отделения народа от церкви, власть приняла меры организационно-правового характера. 8 апреля 1929 г. вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». Религиозная жизнь была строго ограничена церковной оградой. В правовые отношения с государством вступал не причт храма, а официально зарегистрированная церковная община численностью не менее 20 человек. Главной фигурой стал церковный староста, на которого были возложены буквально полицейские функции. Священник был поставлен в положение простого служащего, наемного работника. Всякая социальная и культурно-просветительская деятельность храмов была запрещена. Каждый шаг причетников находился под наблюдением. Тогда же были составлены описи всего церковного имущества, которое таким образом как бы приравнивалось к простому «инвентарю» (см. приложение).

С 1 ноября 1926 г. священником Воздвиженского храма стал Алексей Яковлевич Соловьев, 59 лет от роду, до этого он находился в Омской губернии, где был безработным. Псаломщиком на это же время значится 44-летний Дмитрий Николаевич Алешин.

В 1935 году прошло повсеместное снятие колоколов с храмов. Колокольный звон к этому времени уже был запрещен. Московской области дали план по сбору колокольной бронзы – 2400 тонн. План был перевыполнен.

В 1937 году Крестовоздвиженский храм в селе Дарна закрыли. Священник, иеромонах Михаил Филиппович Дубовенко был расстрелян. Здание церкви приспособили для хозяйственных нужд колхоза.

Село в 1930-е и военные годы

В 1930-х годах селения, некогда составлявшие приход церкви в селе Дарна, оказались разделены между разными административными образованиями: Дарна, Ивановское и Алексино, а также Подпорино, оказались в Ивано-Алексинском сельсовете, а Кашино и Рычково - в Кашинском.

Самой крупной производственной единицей округи была Ивано-Алексинская мебельная артель, разместившаяся в корпусах бывшей фабрики Петровых. Она, продолжая традиции столярно-мебельного промысла здешних мест, выпускала главным образом «славянские» шкафы (шкафы с резьбой в русском стиле). При артели существовала школа кустарного ученичества. Судя по всему, дела артели до некоторых пор шли неплохо: в 1938 г. она даже получила заказ на 38000 руб. от Государственной библиотеки им. Ленина. Но в публикациях об артели конца 1930-х годов преобладает негатив. «Ивано-Алексинская мебельная артель работает плохо, - пишет газета «Истринская стройка». - Зарплату членам артели выдают несвоевременно. За январь зарплату выдавали два раза по 30 процентов. Трудовая дисциплина на производстве расшатана. Очень часто не хватает материалов. Столовая в артели содержится бесхозяйственно. Там холодно и грязно. Обеды невкусные. В столовой имеется всего лишь 20 тарелок и несколько ложек. При артели имеется клуб, но члены артели туда не ходят. В клубе холодно. Газет, журналов и настольных игр нет. В общежитии устраиваются пьянки. Партийная и комсомольская организация артели слабо борются с недостатками в работе артели. Районные организации должны помочь артели выйти из прорыва».

В апреле 1938 г. ситуация обострилась, уволилось 25 высококлассных столяров. Причина была в том, что председатель правления Демидов уехал на учебу, а присланный главком новый руководитель Ахизаров не давал артельщикам сведений о новых расценках на изделия. Редактор артельной стенгазеты «За качество» Н. Булычев критиковал неумелое руководство Ахизарова, за что тот пытался подвергнуть рабкора цензуре. Но Булычева поддержала районная газета «Истринская стройка», она же под заголовком «Результаты бесконтрольности» опубликовала заметку некого М. Мишина о махинациях руководства артели. В ней говорилось: «Коммерческий директор Ивано-Алексинской мебельной артели С. Углев в марте закупил для артели около 150 метров мануфактуры. Часть этой мануфактуры присвоил главный бухгалтер Изумрудский, его помощник Серпуховитин и председатель артели Демидов». «В Ивано-Алексинской мебельной артели, - продолжала газета, - есть школа бригадного ученичества, об этой школе правление мало заботится. Ученики артели 4 часа учатся в мастерской, 2 часа в классе. На уроках они сидят в шапках и пальто. Беззаботные руководители даже не позаботились о тетрадях и карандашах. [...] Эта халатность привела к тому, что из 28 учеников занятия посещают только 10-13 человек».

В ответ на газетные публикации «культурник» (так тогда называли культмассового работника) Тихвинский привел клуб в порядок, «побелил стены и потолки, сцену оклеил новыми обоями». «В клубе часто бывали кинопостановки, неплохо работал драмкружок, а в свободные дни бывали танцы под патефон и гармошки, в последнее время приобрели рояль». Но тут клуб закрыли и заняли под столовую, а самого Тихвинского уволили. Ивано-Алексинская библиотека находилась в разрушенном помещении мебельной артели, потом в бывшей чайной. В 1938 г. сельпо предложило убрать библиотеку, так как нужно было помещение под чайную-пивную. Имущество библиотеки свалили в ящики и поставили в сельсовете. Судя по всему, там оно и сгорело 31 мая 1939 г. во время пожара, уничтожившего сельсовет и правление Ивано-Алексинского сельпо. О нехватке помещений для Ивано-Алексинской школы, в связи с занятием некоторых из них под районную колхозную школу, в газету написал сам ее директор Анатолий Георгиевич Фивейский. Зимой школе не хватало дров и учителям приходилось ходить за дровами в лес.

Такое обилие негатива в газетных публикациях об артели и культурно-просветительских учреждениях Ивановского и Алексина не должно восприниматься как нечто исключительное: в те годы жанр «сигналов с мест» был в большом ходу, эпоха «лакировки» еще не наступила. Несмотря на это и на прямую критику в адрес парторганизации артели, ее секретарь Малофей Никифорович Шнапцев, умерший 24 октября 1938 г., был удостоен некролога в той же «Истринской стройке». Вспомнили, что он с малых лет работал столяром на фабрике Шмидта в Москве, что он член партии с 1925 г. Почти не вызывает сомнения, что артельный парторг - какой-то родственник (может быть, брат) старосты церкви в Дарне Ивана Никифоровича Шнапса, упомянутого в документе 1897 г. (см. выше).

В Ивано-Алексинском сельсовете было четыре колхоза («Ударник», «Рассвет», «Прожектор» и «Красный партизан»), в Кашинском сельсовете - два («Вторая пятилетка» и «Путь к социализму»), в Алексине построили молочный завод, куда колхозы сдавали молоко, оттуда его везли на станцию Манихино.

В Дарне располагалось правление колхоза «Прожектор». Он был организован в 1929 г. К началу 30-х годов в нем было 56 хозяйств, 114 трудоспособных членов, 18 лошадей, 56 коров. Направление хозяйства было молочно-животноводческое. В 1931 г. колхоз разделил еще с двумя хозяйствами второе место в районном соревновании.

Однако, уже в следующем году этот скороспелый плод сплошной коллективизации начал загнивать. Обнаружились «кулацкие вылазки»: крестьяне не хотели увеличивать поголовье скота, на собрании кричали: «Покупайте коров себе на шею». А по поводу свиноводства, 70 % продукции которого надо было отдавать государству, сказали: «Тогда свиноводство нам не нужно». Причину неудач колхоза, как тогда было принято, стали искать в недостаточной бдительности к классовым врагам. Партийная ячейка «Прожектора» была обвинена в оппортунизме. За саботаж некоторых хозяев сослали, кого на 10 лет (Т. Мещанчикову), кого на 5 (Соломину из Дарны и Балакову-Сергееву из Алексина). Постепенно сопротивление «кулаков» было сломлено, в колхозе создали молочно-товарную ферму, на которой было 120 голов скота. Ожидания с новообразованным хозяйством связывались большие: оно должно было продемонстрировать преимущества коллективной собственности.

В 1933 г. фоторепортажи из «Прожектора» регулярно появлялись в районной прессе. Но с радужными надеждами скоро пришлось расстаться. О колхозных председателях - сменявших друг друга Бодунове, Шнапцеве и Слезкине – обличительные статьи селькоров. «Слезкин Е.И., - говорится в одной из них, - будучи в 1936-37 гг. председателем колхоза «Прожектор»... пьянствовал и не руководил колхозом. В результате «руководства» Слезкина, урожай прошлого года потерян на 40 процентов, госпоставки не выполнены, расчет с МТС не произведен. Вместо трудодней в колхозе была введена вредная система оплаты труда - «мешок себе, мешок в колхоз». За один год в колхозе пало 7 лошадей. Народный суд 14 апреля (1938 г. ) разбирал дело Слезкина. Суд приговорил Слезкина к трем годам лишения свободы». Уже в мае появилось сообщение «В колхозе «Прожектор» работа улучшается», но радость опять оказалась преждевременной.

Недолго ходил в передовиках и «Ударник», его председатель Андрей Школин также закончил свою карьеру на скамье подсудимых. Он был навязан колхозникам районными властями весной 1936 г., перед самым севом. Местные жители знали, что он был уволен с должности председателя сельсовета за растрату, любил выпить и уже был под судом. На новом месте Школин не оставил прежних привычек. В 1737 г. он был обвинен в присвоении 1049 руб. колхозных денег и развале колхоза. Школина посадили на 5 лет.

В Кашине была хорошая молочно-товарная ферма. Однако развивать колхозное животноводство заведующей фермой Прасковье Сыровой пришлось не в союзе, а в борьбе с местным председателем, своим однофамильцем (может быть, родственником). Сырову надоели постоянные запросы завфермой и он запретил ей посещать заседания правления. Это было в 1935 г. Из председателей Сырова, видимо, вскоре выгнали, но он остался при некоторых других должностях. В статье «Бездельник Сыров» сказано: «Секретарем Кашинского сельсовета работает тов. Сыров. Он же по совместительству занимает должность избача и является казначеем в колхозах «Путь к социализму» и «2-я пятилетка», но ни одну работу как следует не исполняет».

Кашинская мельница продолжала существовать, но терпела убытки, плотину прорывало 2-3 раза за лето. Мельник Некрасов, по данным газеты, обманывал колхозников, а мельницу запустил. В Кашине же была кузница (сгорела в 1837 г.) и металлообрабатывающая мастерская, а также трикотажная мастерская.

Еще одной хозяйственной единицей округи было охотничье хозяйство на хуторе Дубакино (чуть южнее Дарны). Его вели братья А.В. и М.В. Дубакины (судя по фамилии, потомки владельца кирпичного завода). Головная организация Мосзаготпушнина выделила им несколько семей черно-бурых лисиц для разведения. Им, а также Ипатову и Бычкову, как лучшим охотникам района, были вручены значки «охотник-ударник».

При Ивано-Алексинском сельсовете были ветеринарный и агрономический пункты, неполная средняя и две начальных школы, медицинский пункт, продуктовый магазин и чайная; через почтовое агентство жители получали 121 экземпляр центральных и областных газет, 137 экземпляров районной «Истринской стройки» и 33 журнала. Библиотека и клуб при мебельной артели, как мы видели, прекратили свое существование. Клуб в колхозе «Прожектор» заняли под овощехранилище. Зато в Ивано-Алексине 1 августа 1939 г. открылся один из четырех в Истринском районе стационарных кинотеатров (остальные села и деревни пользовались услугами кинопередвижек), правда, сеансы часто срывались из-за неполадок техники.

Интеллигенцию округи можно было пересчитать по пальцам. Это уже упомянутый директор Ивано-Алексинской школы и одновременно преподаватель в ней немецкого языка А.Г. Фивейский, который, имея уже высшее образование, продолжал учиться заочно на географическом факультете Педагогического института. Судя по фамилии, он происходил из духовенства. В колхозе «Ударник» работала выпускница колхозной школы счетоводов Л.Я. Школина. Ветеринарным пунктом руководил зоотехник П.М. Муравьев. В неполной средней школе училось 240 детей и работало 12 учителей.

Близость к городу порождала некоторые специфические проблемы, а именно - городские свалки. Возле больницы образовалась свалка нереализованных истринской торговлей овощей. «На Рычковской дороге еще хуже, - писала в газету врач Боголюбова, - там свалки из городских уборных». Но наблюдались и отрадные явления в местном благоустройстве. В середине 30-х годов была построена «гудронированная» (то есть асфальтированная) дорога от Истры на Дарну (Истро-Кашинский тракт) и новый мост в Кашино.

Великая Отечественная война оставила неизгладимый след в истории местного края. По Волоколамскому шоссе проходило одно из главных направлений наступления немецко-фашистских войск на Москву. Истру обороняла 78-я (позже 9-я гвардейская) дивизия под командованием А.П. Белобородова.

28 ноября враг овладел городом Истрой. Линия обороны от монастыря до водохранилища была прорвана, и к вечеру немецкие танки и бронетранспортеры заняли деревни Кашино, Дарна, Высоково и др. Наступление немецких войск в этом направлении сдерживал 258-й стрелковый полк (командир М.А. Суханов). За амбарами колхозницы Е.П. Рыжовой в деревне Кашино была устроена штабная землянка. Кроме штабных офицеров здесь находился корреспондент газеты «Красноармейская правда» поэт Алексей Александрович Сурков и фотокорреспондент.

Перерезав шоссе западнее Дарны, немецкие танки и автоматчики ворвались в Кашино. Землянка, в которой находился штаб полка во главе с командиром и военкомом, была окружена. Связи со штабом дивизии и подразделениями полка, которые вели бои в Дарне и южнее на высоте 195,5, уже долгое время не было. Начальник штаба полка капитан И.К. Величкин принял решение самостоятельно прорвать окружение. Он собрал все имевшиеся в землянке гранаты и назначил группу прикрытия (лейтенанты А.А. Горбунов, Д.Я. Провоторов и два рядовых связиста). Под прикрытием автоматного огня Величкин прополз к дому, где засели немецкие стрелки, и закидал его гранатами. Когда пробирались к своим подразделениям по льду речки, снова были обстреляны немецкими минометчиками, прошли, как потом выяснилось, по минному полю, однако, без потерь вышли из зоны огня.

Вернувшись в редакцию, А.А. Сурков написал письмо жене, которая тогда жила на Каме. В письме было небольшое, в 16 строк, стихотворение, позднее названное «В землянке». В феврале1942 г. композитор Константин Листов написал на него музыку. Песня быстро разлетелась по всем фронтам. Идеологическое начальство пыталось сделать песню более «оптимистичной», убрать из нее слова: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага». Но прижился именно тот первоначальный вариант, который зародился в кашинской землянке.

В селе Дарна командование немецкой армии устроило сборный лагерь для мирных жителей, которых выселяли из домов на линии фронта. Село было сожжено, сохранилось только здание храма. В этот холодный храм в страшный декабрьский мороз сгоняли женщин, детей, стариков.

В одном из декабрьских номеров районной газеты за 1943 г. опубликованы воспоминания - жительницы деревни Сокольники Е.М. Смирновой. Немцы сожгли деревню, а жителям приказали идти в Истру, а оттуда в Новый Иерусалим и Лучинское. Эти было 7 декабря. На следующий день их из Лучинского погнали обратно в Истру. «Мы шли через город, не останавливаясь, - пишет Смирнова. - Нас гнали через Макрушу, Полево, Высоково. По пути немцы факелами поджигали дома и, издеваясь, спрашивали нас: Красивое зрелище? Тепло вам? Грабеж не прекращался. У учительницы К.К. Кореневской гитлеровцы сняли с ног валенки, от Высоково до Ивано-Алексино она шла по снегу в одних чулках. Когда мы подошли к Ивано-Алексину, деревня уже выгорела. В ней не осталось ни одного дома. Нас погнали в Дарны. Вконец обессилевшие люди еле держались на ногах. Тех, кто падал от усталости, конвойные пристреливали. Так были застрелены две старухи, одна из которых была слепая.

Пригнав нас в Дарны, где от огня уцелела лишь церковь, конвойные скрылись. А еще два дня спустя в деревню вошла родная Красная Армия».

10 декабря начались бои по освобождению Истры. Утром немецкое командование отдало приказ населению к 10 часам покинуть город. За неисполнение приказа грозили расстрелом. Длинной вереницей потянулись по шоссе люди, неся детей и скудные пожитки. Очевидец, житель деревни Трухоловка В.С. Демин вспоминал: «Одна женщина шла с тремя детьми. Видно было, что они выбивались из сил. Я взял у нее самого младшего, завернул его полой шубы и стал помогать ей тянуть санки. В деревне Дорна немцы нас загнали в церковь. Они глумились над православной верой. «Рус, молись богу!» - кричали фашисты, а сами в это время отбирали у нас мало-мальски ценные вещи, последнюю обувь, одежду и грузили к себе на подводы. В церкви и около нее собралось более двух тысяч человек. Матери перепеленывали грудных детей у костров. Ни на минуту не стихал детский плач. В таких условиях мы провели два дня и две ночи. За это время умерло шестеро детей. Здесь же во время родов скончалась одна женщина. Мы все ждали смерти. Но тут подошла Красная армия и спасла нас от гибели».

Село Дарна и окрестности от войны до наших дней.
Возрождение храма

11 декабря село Дарна было освобождено полком М.А. Суханова, входившим в 9-ю гвардейскую дивизию. Вошедшие в село войска и население увидели, что от попадания немецкого снаряда разрушен шатер храма и третий ярус колокольни. Все вокруг было сожжено, уцелевшие жители большей частью разъехались, оставшиеся рыли землянки, в которых прожили несколько лет.

В 1950-х годах происходило укрупнение колхозов. Мелкие коллективные хозяйства Еремеевского сельского совета вошли в укрупненный колхоз им. Молотова, а потом – в совхоз «Победа». Основное направление совхоза было молочное, выращивал он также картофель на 250 гектарах, имел достаточно большой клин зерновых. Дойное стадо насчитывало 1350 коров. В масштабах района это было среднее хозяйство. К середине 70-х годов был построен небольшой комбикормовый завод с дозированием всех необходимых добавок. Здесь проходили испытания рулонного пресса с установкой по консервированию сена.

Крупнейшим событием в этих местах стало создание нового поселения – центральной усадьбы колхоза «Победа». В 1962 г. на южной окраине Ивановского началось экспериментальное строительство поселка нового типа - Агрогородка. Его составили дома в 2-3 этажа, площадь, застроенная зданиями общественного и культурно-бытового назначения. Жилой комплекс был рассчитан на 2-2,5 тысячи человек. Архитекторы применили принцип кооперированных, или блокированных, зданий, когда в одном корпусе размещались несколько учреждений. Заказчик строительства, совхоз «Победа» - хозяйство молочно-птицеводческого профиля. Поэтому в Агрогородке проектировалось строительство больших ферм для скота и птицы. В составлении проекта поселка, помимо коллективов «Мособлпроекта», принимали участие различные институты Академии строительства и архитектуры СССР.

В новый поселок были переселены жители окрестных селений. Древние села Куртасово, Огниково, деревни Небогатково и Степаньково перестали существовать.

В настоящее время земли села и нескольких деревень принадлежат акционерному обществу «Победа». Количество постоянных жителей значительно уменьшилось – многие переехали в города. Места прежних крестьянских усадеб занимают дачные коттеджи.

В 1991 г. в селе была зарегистрирована православная община. Настоятелем храма стал только что рукоположенный Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием молодой священник Константин Волков. Здание храма Воздвижения Креста Господня было передано Русской Православной Церкви. В том же году начались реставрационные работы по восстановлению храма.lxxxiii Менее чем за 10 нелегких лет из руин храм превратился в великолепное церковное сооружение, достояние Истринского края. В декабре 2001 г. Викарий Московской епархии, Архиепископ Можайский Григорий совершил чин великого освящения Святого Престола храма Крестовоздвижения, а настоятель храма протоиерей Константин был награжден за усердные труды медалью Преподобного Сергия Радонежского I степени.

В 1996 г. у алтаря Крестовоздвиженского храма были захоронены останки блаженной Александры (Сашеньки), перенесенные из села Онуфриева. От огарка свечи, найденного в ее захоронении, были зажжены все свечи в храме.

В настоящее время Крестовоздвиженский храм в основном восстановлен, работы в интерьере продолжаются.